Книги ЛитРес

Шаламов В. Артист лопаты.

Рассказы в сборнике потрясают. Написано сурово, жестоко, но несмотря на это каждое произведение хочется дочитать до конца. Написанное Шаламовым – это страшный документ эпохи, беспощадная правда о пройденных им кругах ада.

Цитата из рассказа "Инженер Киселев": «Ужасно видеть лагерь, и ни одному человеку в мире не надо знать лагерей. Лагерный опыт – целиком отрицательный, до единой минуты. Человек становится только хуже. И не может быть иначе. В лагере есть много такого, чего не должен видеть человек... Самое страшное – это когда это самое дно человек начинает – навсегда чувствовать в своей собственной жизни, когда его моральные мерки заимствуются из лагерного опыта, когда мораль блатарей применяется в вольной жизни... Словом, интеллигент хочет быть лагерной Зоей Космодемьянской, быть с блатарями – блатарем, с уголовниками – уголовником.

Ворует и пьет и даже радуется, когда получает срок по «бытовой» – проклятое клеймо «политического» снято с него наконец. А политического-то в нем не было никогда. В лагере не было политических. Это были воображаемые, выдуманные враги, с которыми государство рассчитывалось, как с врагами подлинными, – расстреливало, убивало, морило голодом. Сталинская коса смерти косила всех без различия, равняясь на разверстку, на списки, на выполнение плана. Среди погибших в лагере был такой же процент негодяев и трусов, сколько и на воле…».

Шаламов В. Вишера.

Варлама Шаламова справедливо называют большим художником, автором глубокой психологической и философской прозы. Это свое произведение, в котором описывается опыт первого лагерного заключения, он назвал «Вишерский антироман». Здесь еще не чувствуется той безнадежности, которую мы находим в «Колымских рассказах», с их главной идеей лагеря как абсолютного зла.

Первый свой срок за «Завещание Ленина» В. Т. Шаламов отбывал в ВИШЛАГе на строительстве Березниковского химического комбината в должности зав. отделом труда или, по-лагерному, учетно-распределительной части (УРЧ) и входил в разряд инженерно-технических работников.

Главные выводы, сделанные им в этот жизненный период: «Я твердо решился – на всю жизнь! – поступать только по своей совести. Никаких других мнений. Я возненавидел лицемеров. Честность, элементарная честность – великое достоинство. Самый главный порок – трусость».  «Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь – это штука серьезная, но бояться ее не надо. Я был готов жить».

Шаламов В. Воскрешение лиственницы.

Цитаты: «Мы суеверны. Мы требуем чуда. Мы придумываем себе символы и этими символами живем… Человек посылает авиапочтой посылку: не книги, не фотографии, не стихи, а ветку лиственницы, мертвую ветку живой природы».

«Посылая ветку, человек не понимал, не знал, не думал, что ветку в Москве оживят, что она, воскресшая, запахнет Колымой, зацветёт на московской улице, что лиственница докажет свою силу, свое бессмертие; шестьсот лет жизни лиственницы – это практическое бессмертие человека; что люди Москвы будут трогать руками эту шершавую, неприхотливую жесткую ветку, будут глядеть на ее ослепительно зеленую хвою, ее возрождение, воскрешение, будут вдыхать ее запах – не как память о прошлом, а как живую жизнь».

Шаламов В. Колымские рассказы. Стихотворения.

Это главный труд писателя, над которым он работал с 1954 г. по 1973 г. книга делится на шесть циклов: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка, или КР-2».

Страшный колымский опыт, состоявший из многократных смертей, из безмерных мук голода и холода, из бесконечных унижений, превращающих человека в животное – все это он отразил в своей беспощадной прозе и назвал ее «новой».

Цитата: «Если беда и нужда сплотили, родили дружбу людей – значит, это нужда не крайняя и беда не большая. Горе недостаточно остро и глубоко, если можно разделить его с друзьями. В настоящей нужде познается только своя собственная душевная и телесная крепость, определяются пределы своих возможностей, физической выносливости и моральной силы».

Шаламов В. Левый берег. Сборник.

Цикл состоит из 25 рассказов, которые так или иначе связаны с лагерной больницей, стоящей на левом берегу безымянной колымской речки. Этот островок спасения для многих персонажей всего лишь остановка по дороге к смерти. Композиционные связи рассказов расходятся, сливают, пересекаются, организуя единое смысловое пространство.

Цитата: «Любовь не вернулась ко мне. Ах, как далека любовь от зависти, от страха, от злости. Как мало нужна людям любовь. Любовь приходит тогда, когда все человеческие чувства уже вернулись. Любовь приходит последней, возвращается последней, да и возвращается ли она? Но не только равнодушие, зависть и страх были свидетелями моего возвращения к жизни. Жалость к животным вернулась раньше, чем жалость к людям».

Шаламов В. Очерки преступного мира.

Художественная литература часто изображала мир преступников сочувственно, окружала мир воров романтическим ореолом.  Шаламов же выступает против поэтизации уголовщины, показывает подлинное отвратительное  лицо преступного мира: «О тюремной сентиментальности написано много пустого. В действительности – это сентиментальность убийцы, поливающего грядку с розами кровью своих жертв».

В рассказах автор представляет целую галерею характеров «героев», правила и законы уголовников. Это страшное и беспристрастное свидетельство обычаев и нравов советских исправительно-трудовых лагерей.

Шаламов В. Перчатка, или КР-2. Аудиокнига.

Сборник «Перчатка» имеет в названии дополнение «КР-2», то есть «Колымские рассказы-2», это несколько особняком стоящая группа новелл. Пережив ужасы сталинских исправительно-трудовых лагерей, В. Шаламов не предал забвению то страшное время. И, несмотря на то, что считал бесплодным говорить и писать о минувших событиях, все же один за другим пишет в школьных тетрадках свои короткие и сокрушительные рассказы.

Сегодня работы Шаламова – хрестоматия, это ультра-классика русской литературы, навсегда вошедшая в золотой фонд и оттененная страшной и трагической судьбой автора. Кроме того, нельзя не учитывать, что Варлам Тихонович был не историк и не исследователь. Как писатель, он руководствовался собственным правом на художественный вымысел.

Чтения лучше, чем это сделал Сергей Чонишвили, вряд ли можно представить.

Быков Д. Лекции по литературе. «Варлам Шаламов – крестный путь». Аудиокнига.

Дмитрий Быков считает Варлама Шаламова одной из самых тревожных, пугающих, трагических личностей в русской литературе. Действительно, он создал самую сильную лагерную прозу всех времен и народов. Это прямой репортаж из ада, ничего более ужасного до него человеческая рука не писала.

Д. Быков говорит, что никому бы не посоветовал читать «Колымские рассказы», но их будут читать всегда. В лекции он прослеживает путь писателя, его эволюцию, убеждения. Рассматривает его отречение в «Литературной газете»: была ли эта сдача своих убеждений или наоборот защита, рассказывает о его последних крестных месяцах. Быков позволяет взглянуть на основные произведения В. Шаламова, его героев в первую очередь как на литературный феномен советской литературы.

Жаравина Л. В. «И верю, был я в будущем». Варлам Шаламов в перспективе XXI века.

Монография интересна будет специалистам гуманитарного профиля, филологам, преподавателям русского языка и литературы, т. к. написана очень сложным специфическим языком. Но в ней чувствуется большая любовь к творчеству писателя.

Варлам Шаламов сам задавался вопросом: «Имеют ли мои рассказы чисто литературные особенности, которые дают им место в русской прозе?». Лариса Владимировна Жаравина, профессор, доктор филологических наук, свою работу посвятила нетрадиционному прочтению прозаических и поэтических произведений В. Шаламова в аспекте постклассической методологии. Акцент сделан также на процессе визуализации словесного образа.

Михайлик Е. Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения.

Эту книгу стоит прочитать всем, кто хочет понять сложный художественный мир Варлама Шаламова. Для этого издания автор специально доработала статьи, опубликованные ранее в периодической печати. Анализируя хрестоматийные, до недавнего времени даже входившие в школьную программу тексты, Михайлик обнаруживает, что внешне аскетичная проза Шаламова прячет в себе множество слоев интертекста. Опыт медленного чтения позволяет понять, что на нескольких страницах Шаламов может развернуть целый литературный мир, одновременно полемизируя с авторами прошлого и выявляя их несостоятельность для описания настоящего. По мнению Е. Михайлик, некоторые рассказы представляет собой травестию готической литературы с ее непременными атрибутами, но как будто вывернутыми наизнанку.

Наблюдения Елены Михайлик другие критики считают не всегда бесспорными, что понимает и признает сама исследовательница. Тем не менее, они наверняка обогатят инструментарий читателя, стремящегося глубже проникнуть в ледяную вселенную шаламовских текстов.