Новости за 2020

Наука

Как в тебе утонуло море, так во мне раскричались чайки,
что мы встретились не случайно и, как птицы с прибоем, спорим.
На повторе восходы диска, на повторе солёный ветер.
Волны лижут, толкают в сети, и закат утонувших близко.

Сквозь меня пролетают перья, сквозь тебя опускают якорь.
Как мне видится всё двояко, понимаю восход теперь я.
Где империя Атлантида? Где летает так много чаек?
Атлантида не отвечает – это делается для вида.

Что же делается для звука? Что сирены поют веками?
Чайки - это под небом камни. Право в море тонуть – наука.

Забвение

Позабыты твой дом и улица, город тот на старинной пристани.
Карты странно порой тасуются. Взгляд холодный, солёно-пристальный
что-то хочет спросить... Стесняется. Будет долго смотреть, не вспомнится.
Помнят только глубокой старицей, где стояли сосна и звонница.
Под деревьями на прогалине бегал заяц и белка вздорная.
Остальное уже исправлено, остальное всё позадворное.

Флаг белёсый в руке полощется, развевая твои сомнения.
Там вдали - золотая рощица, но она подлежит забвению.

Протягивая руки

Стою с протянутой рукой:
- Молю, подайте на зарплату!
Кто виноват, что мир такой! Мне нужно серебро и злато,
чтоб накормить своих детей, и оплатить аж два кредита!
Прошу, директор, не убей!

Он отвечает мне:
- Иди ты!
- Тарифы каждый день растут, и вы зарплату мне зажали!
Случиться может божий суд! Подайте что ли на скрижали!
Раз на бумагу денег нет, чему научит наша сфера?
Образование в стране опять во власти Люцифера.
Впишу директору письмо я в клинописную таблицу:

"Подайте что-нибудь на МРОТ, иначе можно застрелиться!
Чем наблюдать, как люди мрут в войне духовности и денег.
За не оплаченный мой труд там - наверху скопилась пенни.
Кто виноват, что мир такой?"

И в зале шёпот:
- Деньги, кризис! - стоят с протянутой рукой в нелепой этой антрепризе.
- Прошу, директор, не убей, с чего зарплата вдруг упала?
Мне нечем накормить детей!
И вторит половина зала:
- Мы вам вверяем свой покой, но доживём ли до аванса?

Лежу с протянутой рукой:
- Как выжить? Есть ли ещё шансы?

 Перемены

Перемены хотят отсрочки. Но как долго терпеть? Что завтра?
На листочке черкнуть две строчки. Съесть листочек затем на завтрак.
Переваривать, думать, злиться на себя, на других. К чему бы
на листочках рисую лица, на ладонях рисую губы.

Много думаю, мало правды в том, что ведомо самым взрослым.
Жизнь чревата для миокарда, потому заправляю вёсла.
Перемены не за буйками, по течению плывут листочки.
Точит сердце беззубый камень и мои болевые точки.

У подножия всех истоков напишу на коре две строфы.
Зачеркну. Их и так тут сто(ль)ко. Нет раздумий - нет катастрофы.

Над пропастью

Утонуть бы в поспевшей ржи и залечь бы потом на сене!
Но я так не умею жить и писать, как писал Есенин.
Не умею ловить мурен и летать над гнездом кукушки.
Чем с годами сильнее крен, тем активней стреляет Пушкин

в правом ухе. Прибой. Старик собирает с собой припасы.
Я мечтаю. Мечта сгорит на костре, как контрольный к часу,
просыпается Лев Толстой, начинает писать талмуды...
В общем, этот рецепт простой, я его разглашать не буду.

Идиома

Холодней и бездушней твари вы воистину не встречали.
Так что можете всё бросать и скорей от меня отчалить.
Так что можете всё забыть и вперёд уходить без спроса
по туманным своим лесам и полям в янтарях и росах.

Без оглядки на сто причин или поводов чтоб остаться.
В этих складках моей парчи невозможны шаги и танцы.
Я навечно останусь здесь, как приросшая к стенам зала.
Сверху давит пыльца и взвесь в целых двести условных баллов.

Уничтожив свои следы, облачусь в чешую и кожу.
Я вдыхаю отвратный дым, ни на что уже не похожий.
Буду долго смотреть во след с плотоядной улыбкой кобры.
Мне источником станет свет очень чистый и сладко-добрый.

Пьяный дух, аромат солей вас проводит почти до дома.
Мы останемся так целей в смысле признанной идиомы.

Глаза

Стучит в груди, не открываю. Глаза прозрачней янтаря.
Собака лает где-то злая, и в небе ласточки парят.
Я вижу их сквозь стены зданья, сквозь веки! Странный парадокс:
откроешь двери, и страданье тебя закапает, как воск,
до боли жарким и горячим. То снег с дождём, то кипяток.

Глаза от влаги так же спрячем, вода не пропускает ток.
А если всё-таки пропустит, то цепь замкнёт. Конец. Итог.
И я сливаюсь в то же устье, где в небе плавает цветок.
Стучит в груди, не отпускает. Отпустишь, выбежит во двор,
а там собака эта злая и чей-то громкий разговор
тревожат сонное сознанье. Так беспардонно долбит в грудь.
Откроешь двери, и страданье жизнь заберёт. Нельзя вернуть
покой и ласточек над домом. Собака охраняет вход.
Они сказали: "Глаукома", но ты не думай о плохом.

Стучит в груди. Оно прорвётся, влетит нахально сквозь окно!
Глаза откроешь: в небе солнце - такое яркое пятно!

Гренада

Никто не поймёт, и не надо.
Я – клетка, хламидомонада.
Мой цикл совершается просто:
вода и зелёный мой остров.
Побеги большие растений,
от солнца сбегающих в тени;
из тени в солёную воду,
а дальше - в земную породу.

Надуманным кажется воздух,
и в нём элемент не опознан.

Никто не поймёт, слава Богу,
(никто не поймёт, и не надо)
что станет моим эпилогом.
Но если уступят дорогу,
то я доберусь до Гренады.

Сначала

Я поплакал бы если б умел,
только слёзы мои - роса,
одичалая бухта-мель,
в ней затихшие голоса,
вой беззвучный не на луну,
плеск серебряный гладких вод.
Я сейчас как рукой махну
и начну всё сначала.
Вот.

Лиловый снег

Когда идёт всё совсем не так,
бывает лучше, но чаще - хуже.
То выгорают вокруг цвета,
и наполняются тучи-лужи
слезами мученников-святых:
хотели лучше, а вышло так же.
Кто виноват?
Да, конечно, ты!
Лиловый снег обо всём расскажет.